Categories:

Предшественники русских мусульман

Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного!

Для тех, кто называет русских мусульман «предателями родины и народа», полезно знать, в царской России таких «предателей» насчитывалось сотни тысяч (если не миллионы). Речь вовсе не о прозападных кругах русской интеллигенции — либералах и марксистах, речь о крупных общинах русских крестьян, решительно порвавших с православными догмами и обрядами, но отнюдь не отказавшихся от веры в Бога, Его ангелов, пророков и писания. Из них к Исламу ближе других подошли молокане, обладавшие следующими характерными признаками:

— отвергали церковную иерархию, земное священство в виде «церковных должностей»;

— не признавали рукотворных храмов и образов, не создавали изображений креста и не поклонялись ему, не осеняли себя крестным знамением при молитве;

— признавая святость Христа, молокане, тем не менее, не причисляли никого к «лику святых», не поклонялись и не молились святым, поклоняясь только Богу;

— их молитвенные собрания были сходны с собраниями протестантских (евангельских) течений. Однако молокане не использовали музыкальные инструменты, не практиковали декламацию стихов и сценки;

— признавая спасение по благодати через веру, большое значение они придавали добрым делам (подробнее здесь).

Далее изложена краткая история этих общин (из журнала «Живописная Россия», №№ 23 и 24 от 1905 г.):

"Время возникновения духоборчества относится к середине прошлого столе­тия (18-го), молоканство возникло несколько позднее. Место первоначального появле­ния духоборцев, за отсутствием истори­ческих данных, а также личность осно­вателя секты точно определены быть не могут; можно только с вероятностью предположить, что секта духоборцев воз­никла именно в Тамбовской губернии.

Некоторые (напр., проф. Новицкий) желают видеть в возникновении духобор­ства влияние западно-европейского ква­керства, но мнение это не выдерживает критики и не опирается ни на один исто­рический факт, так что духоборчество, как и молоканство могут быть признаны вполне самобытным явлением. Относи­тельно молоканства достоверно известно, что оно явилось впервые в Тамбовской губернии, и что начало ему было поло­жено деревенским портным Семёном Уклеиным. Отрицательное отношение мо­локан и духоборцев к Церкви, отверже­ние ими всей обрядовой стороны рели­гии, а также одинаковый образ жизни подали повод правительству и народу смешивать эти две секты и считать их за одну. Народ и доселе во многих ме­стах называет безразлично тех и других сектантов «молоканами», обозначая тем же именем и многие новейшие секты. Правительство также долго называло представителей обеих сект безразлично то молоканами, то духоборцами и при­нимало по отношению к ним одинако­вые меры. Обе секты, тотчас же по своём возникновении, стали быстро рас­пространяться, и к началу прошлого сто­летия духоборство было распространено по всему югу России, а на севере поднималось вплоть до Новгородской губернии, молоканство из Тамбовской губернии перешло в соседние Рязанскую, Пензенскую, Саратовскую и Воронеж­скую, проникло далее в Симбирскую и Самарскую, спустилось в Астраханскую губернию, на Дон и на Северный Кавказ.

Сначала о существовании и распро­странении новых сект не знали даже ближайшие к народу власти, светские и духовные, и потому сектанты были сво­бодны от преследований. Но уже с 1779 года правительство обращает внимание на распространение новых сект и начи­нает преследовать их приверженцев. Та­кие преследования усилились к концу царствования Екатерины II и особенно стали жестокими с вступлением на пре­стол Павла. Сектантов ссылали на фортификационные работы в Азов, в Ригу, на о. Эзель, в финляндские крепости, на Соловецкие острова, в Екатеринбург в рудники и в Сибирь; их беспощадно секли, клеймили, рвали им ноздри. Из­вестный Лопухин писал в 1801 году по поводу гонений на духоборцев, которых он не отличал ещё от молокан, следую­щее:

«Никакая секта до того времени не была столь строго преследуема, как ду­хоборцы, конечно, не потому только, что они всех вреднее. Разными образами истязали их, целыми семействами ссылали в тяжкие работы, заключали в самые жестокие темницы. Некоторые из них сидели в таких, где ни стоять во весь рост, ни лежать, протянувшись, нельзя было. Это мне сказывал, хвалясь своим распоряжением, один из начальников тех мест, в коих они содержались. Всякий генерал-прокурор вследствие губернатор­ских представлений объявлял именной указ о ссылке их целыми семействами в разные места на поселение и на катор­гу, и сослано их таким образом не одно сто».

И действительно, дело дошло до того, что стоило только быть уличённым в принадлежности к гонимым сектам, чтоб быть отправленным на каторгу. Распространение сект этими жестокими гонениями не останавливалось. Сектанты то и дело открывались и, притом, на раз­личных концах России: то в Архангельске, то в Херсонской губернии, то в Тверской, то на Кавказе.

Со вступлением на престол Алек­сандра I, отношение высшего правитель­ства к новым сектантам резко измени­лось. Помимо общего либерального на­правления политики первой половины царствования Александра I и его личной терпимости, духоборцы и молокане улуч­шением своего положения в значитель­ной мере обязаны вышеупомянутому Ло­пухину, сенатору и доверенному лицу Александра. <...>

Опасения духоборцев о возможно­сти преследований со стороны низших властей, вопреки распоряжениям высше­го правительства, оправдались в самом непродолжительном времени. В начале 1803 года тамбовский губернатор доно­сил государю об открытии духоборцев в пределах вверенной ему губернии; в из­данном по этому поводу указе государь рекомендовал относиться к духоборцам возможно осторожнее, не стеснять и не отягощать их ничем, не судить и не об­винять их «по единому смыслу их ере­си». Но через несколько же времени по получении этого в высшей степени гуманного указа, в той же Тамбовской гу­бернии заседатель Фон-Меник, обобрав­ши всячески духоборцев, несколько из них засёк до смерти, и когда началось по этому делу следствие, то оказалось, что «наказание духоборцам дано сораз­мерное и умерли духоборцы, вероятно, от ядопринятия (чтобы, значит, своею смер­тью подвести под суд заседателя!), от какого могли произойти и сине-багровые пятна и иные знаки на спине и животе наказанных». Дело это кончилось тем, что оставшихся в живых духоборцев ещё раз посекли и затем сослали в Кольский уезд Архангельской губернии. Неудивительно, что от таких порядков духоборцы и молокане массами устремились на Молочные воды, где они надеялись най­ти хоть некоторый покой.

<...> В последующие годы прибывали новые пар­тии переселенцев, хотя правительство ставило уже ограничения и препятствия этой иммиграции, а в 1824 прямым запре­щением положило ей конец. Духоборцы, сравнительно мало распространённые, поч­ти все перебрались на Молочные воды, тогда как молокане, гораздо более рас­пространённые, могли выделить лишь часть общего числа членов секты. К концу царствования Александра I на Молочных водах было более 15 деревень, населённых сектантами, и общее число их здесь превышало 20 тыс. человек.

Между тем, в то время как моло­кане и духоборцы отовсюду собирались на Молочные воды, в других местах преследования против них продолжались по-прежнему. Одним из указов Алек­сандра I, очень либеральным вообще, определялось, что сектанты могут быть преследуемы только в случае «явных соблазнов» и притом «по законам на нарушителей общего благочиния поставленным». Но при желании под ка­тегорию «явнаго соблазна и нарушения общаго благочиния» можно было под­вести всё, что угодно. Заспорил молоканин с православным о вере — вот уже и есть «явный соблазн»; собрались духоборцы и запели свои псалмы — соблазн ещё явнее. И вот мы видим, что в течении всего либерального царствования Александра I идут беспрерывные суды над духоборцами и молоканами, ссылки в Соловецкий монастырь, в Колу, в Си­бирь, ссылки на каторжные работы, от­дача в солдаты, наказания кнутами и т.д. И всё это — за то, что «начали открыто рассевать своё учение», что «неодно­кратно повторяли, что беседуют с Бо­гом», что «произвели возмутительные действия явным разглашением своих толков», словом за то, что «производи­ли явный соблазн». От этих преследова­ний духоборцы и молокане разбегались во все стороны: одни из них стремились, как мы видели, на Молочные воды; другие переселялись на Кавказ, где духоборцы поселились в Елисаветпольской губернии, а молокане в Елисаветполь­ской, Тифлиской и Бакинской, и на Се­верном Кавказе — в Терской и Кубан­ской областях; некоторое количество ду­хоборцев переселилось в Сибирь; ещё больше отправилось туда молокан, ко­торые впоследствии осели на Амуре. <...>

На Молочных водах сектантам сна­чала жилось недурно. Хозяйство их бы­ло в очень цветущем состоянии, бла­годаря обилию земли, трудолюбию и восприимчивости к сельскохозяйственным усовершенствованиям. <...> Недалеко от сек­тантов жили менониты-колонисты, и духоборцы и молокане переняли от своих хозяев много полезных сельскохозяй­ственных сведений. У немцев же они пе­реняли костюм и способ постройки до­мов. У духоборцев ко всем этим благоприятным условиям присоединилось ещё то обстоятельство, что первое время они вели всё полевое хозяйство общими си­лами всей общины. Благодаря всему этому молочанские сектанты скоро разбогатели, развели многочисленные стада ско­та и в особенности овец, покрыли степь красивыми деревьями и цветущими ни­вами и вообще обратили пустынный до­толе край в один из уютнейших угол­ков России, благодаря взаимопомощи и устройству запасных магазинов, они мог­ли безбоязненно переносить временные бедствия, вроде засух и неурожаев.

Кроме земледелия, они занимались и другими отраслями промышленности, например, производством шерстяных поя­сов, шапок и т.п. У духоборцев, в их главном селении был выстроен сирот­ский дом, в котором призревались бедные, престарелые и сирые.

Нравственность сектантов, по отзывам всех официальных лиц, посещавших молочанские поселения, была примерная. По отношению к правительству они яв­лялись исправными плательщиками по­датей и повинностей и обнаруживали полную покорность.

Казалось бы, все условия благо­приятствовали дальнейшему процветанию сектантской колонии. В действительно­сти, однако, вышло совсем другое. Уезд­ные и губернские чиновники с завистью смотрели на богатеющих сектантов и изыскивали все способы, чтобы сорвать с них что-нибудь. На сцену выступили обвинения сектантов в совращении пра­вославных в свою ересь и в укрытии бродяг. Стали делаться набеги на коло­нию, обыски, аресты, заключения в тюрьмы, дознания. И хотя к концу кон­цов никакого «совращения» не оказы­валось и никаких бродяг не отыскива­лось, сектанты, измученные арестами и тюремным заключением, давали выкуп, что собственно и требовалось. Много от этих злоупотреблений натерпелись сек­танты, которых иногда арестовывали по несколько сот сразу. <...>

В 1832 году, кстати, вышло исследование г. Новицкого (тогда студента, а после профессора) о духоборцах, где об этих сектантах наговорены всевозмож­нейшие ужасы. И хотя при втором издании своей книги, через 50 лет после пер­вого, в 1882 г., Новицкий сознаётся, что дал в первом издании совсем неверные сведения, тем не менее, в то время кни­га эта служила единственным источни­ком для знакомства с духоборцами и под её влиянием духоборцы были зачислены в категорию особенно вредных сект рядом с хлыстами и скопцами. <...>

Прежде всего последовал указ о том, чтобы им не только не выдавать паспортов для заработков, но не дозво­лять даже и на малое время отлучаться от своих селений иначе, как с ведома земской полиции. Затем жёнам сектантов, поступающих в военную службу, по­велено не выдавать рекрутских паспор­тов; приказано не допускать «публичного оказательства учения и богослужения сектантов», воспрещено им приписывать­ся в городские общества всех местно­стей России, кроме Закавказья; скоро и этого оказалось недостаточно, и из всех закавказских городов сектанты получили право жительства только в 7 — Нухе, Шемахе, Кубе, Шуше, Ленкорани, Нахичевании и Урдубате; затем закавказ­ским сектантам запрещены отлучки во внутренние губернии; воспрещено духо­борцам и молоканам приобретать в собственность земли далее 30 вёрст от места их водворения; запрещено им нанимать православных работников и прислугу, и т.д., и т.п.

Но всё это казалось недостаточно. Был поднят вопрос о выселении всех молочанских духоборцев куда-нибудь на окраину России, где нет православного населения. Такою окраиною сперва была избрана Сибирь, но потом по пере­писке оказалось, что там нет нужных для этого земель (!), и потому решено было сослать духоборцев в Закавказье.

<...> Из всех государственных лю­дей того времени, только один генерал Ермолов находил проект выселения ду­хоборцев в Закавказье неудобным на том основании, что «область границ и недавний пример некрасовцев могли по­вести к новой потере для России полез­ных и трудолюбивых людей».

Но голос Ермолова остался букваль­но гласом вопиющего в пустыне, и в 1839 г. состоялось высочайшее повеле­ние о том, чтобы и все духоборцы бы­ли переселены из Молочных вод и водворены в закавказской провинции. Духо­борцам было объявлено, чтобы они или немедленно продавали всё своё имуще­ство и шли в Закавказье, или, если хо­тят оставаться на месте, принимали пра­вославие.

12 тысяч духоборцев решили идти в неведомый край, и только 27 человек перешли в православие и остались на Молочных водах вместе с молоканами, которых на этот раз миновала гроза".

Читайте также:

Русские приверженцы Ислама
О раскольниках в русской христианской среде
Тагутское иго
Пьянство в царской России накануне её краха
Русская деревня накануне краха Российской империи

И хвала Аллаху, Господу миров.