«В мае месяце 1848 года С. гусарский полк проходил походом К. губернию, и тот самый эскадрон, которым командовал молодой граф Турбин, должен был ночевать в Морозовке, деревне Анны Фёдоровны.<...>
Было ещё жарко в воздухе, хотя солнце уже спускалось, когда эскадрон вступал в Морозовку. Впереди, по пыльной улице деревни, рысцой, оглядываясь и с мычаньем изредка останавливаясь, бежала отбившаяся от стада пёстрая корова, никак не догадываясь, что надо было просто своротить в сторону. Крестьянские старики, бабы, дети и дворовые жадно смотрели на гусар, толпясь по обеим сторонам улицы. В густом облаке пыли на вороных, замундштученных, изредка пофыркивающих конях, топая, двигались гусары. С правой стороны эскадрона, распущенно сидя на красивых вороных лошадях, ехали два офицера. Один был командир, граф Турбин, другой — очень молодой человек, недавно произведённый из юнкеров, Полозов.
Из лучшей избы вышел гусар в белом кителе и, сняв фуражку, подошёл к офицерам.
— Где квартира для нас отведена? — спросил его граф.
— Для вашего сиятельства? — отвечал квартирьер, вздрогнув всем телом,— здесь, у старосты, избу очистил. Требовал на барском дворе, так говорят: нетути. Помещица такая злющая.
— Ну, хорошо,— сказал граф, слезая и расправляя ноги у старостиной избы,— а что, коляска моя приехала?
— Изволила прибыть, ваше сиятельство! — отвечал квартирьер, указывая фуражкой на кожаный кузов коляски, видневшийся в воротах, и бросаясь вперёд в сени избы, набитой крестьянским семейством, собравшимся посмотреть па офицеров. Одну старушку он даже столкнул с ног, бойко отворяя дверь в очищенную избу и сторонясь перед графом.
Изба была довольно большая и просторная, но не совсем чистая. Немец-камердинер, одетый как барин, стоял в избе и, уставив железную кровать и постлав её, разбирал бельё из чемодана.
— Фу, мерзость какая квартира! — сказал граф с досадой. — Дяденко! разве нельзя было лучше отвести, у помещика где-нибудь?
— Коли ваше сиятельство прикажете, я пойду выгоню кого на барский двор,— отвечал Дяденко,— да домишко-то некорыстный, не лучше избы показывает.
— Теперь уж не надо. Ступай.
<...>
Граф посмотрел поданный счёт и сделал недовольные замечания насчет дороговизны покупок.
— К чаю рому подай.
— Рому не покупал, — сказал Иоган.
— Отлично! сколько раз я тебе говорил, чтоб был ром!
— Денег недоставало.
— Отчего же Полозов не купил? Ты бы у его человека взял.
— Корнет Полозов? не знаю. Они купили чаю и сахару.
— Скотина!.. Ступай!.. Только ты один умеешь меня выводить из терпения... знаешь, что я всегда пью чай в походе с ромом.
— Вот два письма из штаба к вам,— сказал камердинер.
Граф лежа распечатал письма и начал читать. <...>
— А то письмо от кого? — спросил корнет, передавая то, которое он читал.
— Так... это там есть господин один, дрянной очень, которому я должен по картам, и он уже третий раз напоминает... не могу я отдать теперь... глупое письмо! — отвечал граф, видимо огорчённый этим воспоминанием.
Довольно долго после этого разговора оба офицера молчали. Корнет, видимо находившийся под влиянием графа, молча пил чай, изредка поглядывая на красивую отуманившуюся наружность Турбина, пристально глядевшего в окно, и не решался начать разговора.
— А что, ведь может отлично выйти,— вдруг, обернувшись к Полозову и весело тряхнув головой, сказал граф, — если у нас по линии будет в нынешнем году производство, да ещё в дело попадем, я могу своих ротмистров гвардии перегнать.
<...>
Узнав, что гусарский офицер был сын графа Фёдора Турбина, Анна Фёдоровна захлопоталась.
— А, батюшки мои! голубчик он мой!.. Данило! скорей беги, скажи: барыня к себе просит,— заговорила она, вскакивая и скорыми шагами направляясь в девичью. — Лизанька! Устюшка! приготовить надо твою комнату, Лиза. Ты перейди к дяде; а вы, братец... братец! вы в гостиной уж ночуйте. Одну ночь ничего.
— Ничего, сестрица! я на полу лягу.
— Красавчик, я чай, коли на отца похож. Хоть погляжу на него, на голубчика... Вот ты посмотри, Лиза! А отец красавец был... Куда несёшь стол? оставь тут,— суетилась Анна Федоровна,— да две кровати принеси — одну у приказчика возьми; да на этажерке подсвечник хрустальный возьми, что мне братец в именины подарил, и калетовскую свечу поставь.
<...>
Офицеры пришли уже с заднего крыльца в назначенную для них комнату.
— Ну, вот видишь ли,— сказал граф, как был, в пыльных сапогах, ложась на приготовленную постель,— разве тут не лучше, чем в избе с тараканами!
— Лучше-то лучше, да как-то обязываться хозяевам...
— Вот вздор! Надо во всем быть практическим человеком. Они ужасно довольны, наверно... Человек! — крикнул он,— спроси чего-нибудь завесить это окошко, а то ночью дуть будет».
Для справки: Морозовка — это украинское село, которое с осени 1721 года находилось в составе Российской империи, а сейчас относится к Харьковской области Украины. Как видим, вояки русской армии уже тогда вели себя в чужих сёлах как хозяева, а одним из стимулов их участия в военных походах были денежные долги (в том числе из-за карточных игр).
Читайте также:
Грехи армии и её адвокаты
Лев Толстой о военных авантюрах России
О жертвах солдатского насилия
Что хуже: продажность или похотливость?
Русские не сдаются – их сдают и покупают
Кто такие «свинорусы»?